Самый французский «фламандец» Жозеф Авед

Аве́д Жак Андре́ Жозе́ф, 12 января 1702, Дуэ — 4 марта 1766, Париж, французский живописец, выдающийся портретист стиля рококо, знаток и торговец произведениями искусства. Академик Королевской академии живописи и скульптуры

Aved Jacques André Joseph, 12 janvier 1702, Douai - 4 mars 1766, Paris, peintre français, portraitiste remarquable du style rococo, connaisseur et marchand d'œuvres d'art. Académicien de l'Académie Royale de Peinture et de Sculpture

Aved Jacques Andre Joseph, January 12, 1702, Douai - March 4, 1766, Paris, French painter, outstanding portrait painter of the Rococo style, connoisseur and dealer of works of art. Academician of the Royal Academy of Painting and Sculpture

Открывая новую рубрику «Биографический словарь старых мастеров из БСИИ ASG», мы остановились на Жаке-Андре-Жозефе Аведе и по формальному признаку: любой словарь начинается с буквы «а», и по тому значению, какое имел этот искусный портретист периода рококо в художественной жизни Парижа, и, наконец, из желания отдать должное художнику, сегодня почти забытому.

Самой крупной работой о Жозефе Аведе является книга историка искусства Жоржа Вильдентштейна, вышедшая в Париже к 320-летию художника.

Жак-Андре-Жозеф Авед родился во французской Фландрии - городе Дуэ - 12 января 1702 года в семье врача. Отец умер рано, и после того, как мать вторично вышла замуж, мальчика взял к себе дядя, капитан голландской гвардии, большой любитель искусства, и отвез его в Амстердам. Дядя хотел видеть племянника военным, но призвание Аведа определилось в момент, когда он увидел гравюры Бернара Пикара.

Франсуа Буар (1670-1715), научивший его азам живописи, был необычайно авантюрным человеком, проведя полную приключений жизнь в Европе, он почти без средств приехал открывать мастерскую в Амстердаме. Буар не оставил да и не мог оставить следа в творчестве Аведа, так как умер в Гааге в 1715 году, когда Жозефу было 13 лет, и он жил в Амстердаме, обучаясь у Пикара.

Близкие Аведа не препятствовали призванию юноши, их достаток позволял ему спокойно изучать искусство, путешествуя по Фландрии, чтобы знакомиться с живописью выдающихся мастеров.

В 1721 году Авед приехал в Париж и поступил к Алексису Симону Беллю, члену Королевской академии живописи и скульптуры, у которого перенял навыки портретной живописи. В мастерской Белля он познакомился со многими художниками и его заказчиками, среди которых были влиятельные люди.

Друзьями Аведа стали Карл Ван Лоо, Буше, Шарден и знаменитый острослов Жак Дюмон ле Ромен (Римлянин), который и привлек его в Академию. Именно по наущению Жозефа Аведа Шарден обратился в 1730-х годах к изображению жанровых, главным образом, семейных сцен, составляющих теперь его славу.

В этот период были написаны три автопортрета Аведа: в 18 лет, в 22 года, в 25 лет, в которых очень заметно влияние Рембрандта, впрочем, уловить его можно и в более поздних работах, к примеру, в портрете мадам Авед с книгой.

Сохранился любопытный документ, доказывающий, как непросто приходилось начинающим художникам в Париже в XVIII веке. Академия Святого Луки уличила Аведа в работе по заказам и на продажу, на которые он не имел права. 5 сентября 1730 года академия конфисковала его работы, а 17 ноября подала на него в суд.

Вероятно, это событие ускорило желание Аведа вступить в Академию; получив от нее в 1731 году задание написать портреты художников Каза и де Труа, находящиеся теперь в Версале, он был принят в Академию 27 ноября 1734 года.

В 1737 году после 33-трехлетнего перерыва Королевская академия выставила произведения своих членов в Салоне Лувра. В этот год там было особенно много художников-портретистов – Ларжильер, Риго, Наттье, Латур, Шарден, Токке, все это были конкуренты Аведа в борьбе за благосклонность публики.

Аллегорический портрет мадемуазель де Сена в образе Дидоны, писал Ж. Вильденштейн, до нас не дошел, хотя сохранились сведения, что его воспроизвел в своей гравюре Франсуа Бернар Леписье (1698-1755). К счастью, теперь эти работы, вызвавшие симпатии парижской публики, можем наблюдать и мы.

После первого же в его жизни Салона репутация Аведа настолько упрочилась, что он был рекомендован турецкому посланнику при французском дворе Мехмеду-Эффенди, исполнявшему волю короля, желавшего иметь портрет турка. Успех портрета Саида-паши Мехмета-эфенди в Версале привел к тому, что Аведу вскоре выпала честь писать Людовика XV.

Одаренность Аведа всегда находила баланс между «картинной» условностью, как это было принято в период рококо, и максимальным сходством с моделью – неотъемлемым качеством хорошего портрета.

Прозванный Фламандцем, хотя мало кто из художников является более французским, чем этот уроженец Фландрии, Авед с одинаковым успехом мог создавать вещи, достаточно свободные и даже пикантные, и работать в изысканной манере.

Портрет маркиза де Мирабо, который находится в зале Дарю в Лувре, полностью оправдывает это суждение: это очень красивое произведение, объединяющее торжественность Риго с тщательностью Шардена.

Жан-Батист Руссо, чей портрет работы Аведа (1739 г.) находится в Версале, заявил: «Портрет Аведа очень похож, он нарисовал меня как великий художник, коим он является…».

В Салоне 1739 года, который открылся 6 сентября, Авед выставил семь портретов, в том числе мадам Арлон, своей невестки.

Мадам Арлон сидит лицом к зрителю, смотрит прямо на него и держит на коленях небольшую прялку, рукоятку которой она вращает одной рукой, пока другой разматывает шерсть. Ее платье простое, с глубоким вырезом. На голове – шляпа с широкими полями, украшенная цветами. Лицо с большими несколько неподвижными глазами нежное, правильное, без особого характера и привлекательности. Этот портрет производит впечатление бесхитростности, которая должно быть отличала модель. Поза, возможно, несколько вычурна, но вина, несомненно, лежит на самой мадам Арлон.

Один из лучших представителей французской гравировальной школы Жан Жозеф Бальшу сделал великолепную гравюру с портрета.

Картины, которые Авед выставил в Салоне годом спустя, показывают талант портретиста, его чуткость в передаче характера своих моделей. Публика должна была оценить портреты двух литераторов - Луи Расина и аббата Каперронье, дипломатов Тессена и дю Тейля и два женских портрета – мадам Кроза и мадам Авед.

Сидя в высоком кресле спиной к камину, мадам Кроза опирается на свой ткацкий станок для гобелена, на минуту прервав занятие рукоделием. В правой руке она держит очки, которые только что сняла, а в левой – клубок шерсти с воткнутой иглой. В рабочем уголке лежит открытая книга, шелковистая ткань ниспадает на корзину, стоящую на стуле, полную цветной шерсти, что подчеркивает привычность и обыденность занятия.

Домашний, хотя и очень богатый наряд мадам Кроза ярко освещен. Белое атласное платье, отделанное золотой испанской строчкой, кружевной чепчик так же подчеркивают ее богатство, писал современник, как черты и выражение лица – ее прекрасную душу. Голова слегка повернута, красиво и естественно расположены изящные руки, на левой – драгоценный перстень. Но что больше всего бросается в глаза, так это в слегка пухлом лице легкая поджатость рта и ноздрей или острота взгляда, направленного не на зрителя, а на какого-то собеседника, которого мы не можем видеть. Колорит картины совершенен; гобелен, шерсть, наперсток, которые из-за ложного тщеславия любой другой дамы пришлось бы убрать, делают честь ее уму. Долгое время это прекрасное произведение было малоизвестным, позже приписывалось Шардену.

Картина привлекает ощущением повседневной реальности и индивидуальным характером модели – качествами, которые так ценил Дидро.

В музее Кливленда находится портрет дипломата дю Тейля, о чем автору книги об Аведе в момент ее написания не было известно.

В качестве министра иностранных дел Франции Людовика XV Жан-Габриэль дю Тейль (1685–1755) участвовал в переговорах по Венскому договору 1738 года, согласно которому Лотарингское герцогство уступило Франции. Личная печать дю Тейля, которую он держит в руке, позолоченный серебряный письменный набор и объемный документ намекают на факт переговоров, а клубок дыма, поднимающийся от свечи, используемой для плавления сургуча, подчеркивает, что договор только что был заключен. Расслабленная поза дю Тейля передает спокойную уверенность, но его острый взгляд — взгляд проницательного переговорщика. Расшитый золотом камзол, а также едва виднеющаяся на груди розовая лента и звезда королевского ордена Святого Лазаря являются видимыми проявлениями высокопоставленного положения дю Тейля.

Всю свою жизнь Авед поддерживал связи с Голландией. Его интересы и вкусы коллекционера только укрепляли связи с голландским арт-рынком. 19 августа 1750 года он приобрел множество картин на распродаже графа ван Обдамы, проходившей в Гааге.

1 июня 1751 года он с одним из сыновей находился в аббатстве Фаремус в Бри, где монашеский постриг принимали дочери парижского купца Пьера Три и юриста Рене Жарделя. В этом же году Авед написал портрет штатгальтера Нидерландов Вильгельма IV Оранского. Хотя штатгальтер на портрете Аведа по традиции стоит, уперев руку в бок, его поза выглядит более свободной из-за положения ног в полушаге и указующего жеста правой руки.

Символично, что портрет написан в год смерти Вильгельма IV.

20 февраля 1753 года регенты гильдии художников Гааги объявили Аведа мастером и почетным членом Палаты художников города. На прекрасном автопортрете, написанном в этот год, мы видим художника таким, каким он был в то время.

Сидя перед мольбертом, он рисует, обернувшись, чтобы посмотреть на позирующую модель – свою жену, портрет которой набросан на холсте. Короткий белый парик покрывает вьющиеся каштановые волосы, обрамляет полное лицо с правильными чертами, озаренное мягкой улыбкой. Костюм художника прост и аккуратен: светло-коричневое бархатное пальто, белый атласный жилет и бриджи: никаких утонченности, элегантности, акцентированности в поиске живописности. Авед написал себя так же, как других, просто и правдиво.

Лестное прозвище «Художник красоты» Авед получил за необычайный колорит своих картин, приближающий его к величайшим мастерам. Посмотрите на портрет предполагаемой второй жены Шардена, как тонко и безо всякой лести выписано милое лицо дамы, как достоверно переданы фактура ткани, шерсти, кружев, металла и т.п.

Жозеф Авед скончался 4 марта 1766 года. Дуэ, его родной город, должен был бы гордиться своим уроженцем и хранить память о нем как о главной «примечательности», однако, его имя не значится в путеводителях и гидах.

Как уже было отмечено, Авед писал не только аристократов, но и многочисленных представителей третьего сословия, что затрудняет атрибуцию многих его картин. В Большом собрании изящных искусств ASG есть женский портрет, который французские эксперты отнесли к наследию Аведа, назвав его портрет мадам Арлон за прялкой. Портрет настоящей мадам Арлон, приведенный выше, опровергает это название. Но прямое сходство с портретами Жозефа Аведа: решение образа, композиция, антураж - прялка, глухой темный фон с угадывающейся спинкой стула, как на портрете мадам Арлон, грамотная передача фактуры атласа, кружев, шелковой пряжи позволяют предположить, что портрет написан одним из учеников Жозефа Аведа в учебных целях. Художественный уровень произведения, безусловно, не дотягивает до уровня Жозефа Аведа, но в то же время автору удалось передать характер модели – сильной самодостаточной женщины, матери большого семейства, знавшей непростые времена, и тем больше ценящей достаток, не доставшийся по наследству, а достигнутый собственными усилиями.

Светлана Бородина

Статья представлена в сокращенном варианте. Полная версия статьи будет опубликована в выпуске журнала «Мир Искусств» №2(46) 2024г.

Источники:

1. Мюллер Э. Юность знаменитых людей / Пер. с фр. под ред. В. Д. Владимирова.- СПб, 1897. – 293 с.
2. Crapet A. Wildenstein (Georges) Le peintre Aved (1702-1766) // Revue du Nord. – 1923. – Т. 9. – №. 34. – С. 132-134.
3. McPherson H. Chardin’s Domestic Rhetoric and the Poetics of the Private and Public Sphere // De La Sphere Domestique. Edited by Servanne Woodward and u.a. Scholarship@Western, 1997. - P. 41-64.
4. Wildenstein G. Le Peintre Aved: Sa vie et son œuvre 1702–1766. – Paris, 1922.–238 p.